Королева Британии тяжко больна, дни и ночи ее сочтены

И прислать исповедника просит она из родной из французской страны,

Но пока из Парижа попов привезешь - королеве настанет конец,

И король посылает двенадцать вельмож лорда-канцлера звать во дворец.

В тот же час прибыл тот к своему королю и колени склонить поспешил:

-         Ты прости меня Боже, и ты мой король, если я в чем-нибудь согрешил!

-         Я клянусь тебе честью и троном моим, если ты виноват предо мной,

Все прощаю тебе и свободно уйдешь ты отсюда, о верный лорд мой!

Только рясу монаха на плечи надень и оденусь я сам точно так,

Королеву Британии в завтрашний день исповедовать будем в грехах!

Возразить лорд не смел, и с зарею они, в королевскую церковь пришли.

И молились они, совершая обряд, зажигали лампад фитили,

Капюшоны надев, спрятав лица свои, к королеве в покои пошли.

Темен, сумрачен, страшен казался покой, где больная лежала в бреду,

Поднесли они крест и Святые Дары, торопливо крестясь на ходу.

И лицо королевы было бледно, словно белых подушек шелка,

Королевское сердце сжалось тоской - лишь увидел ее он глаза.

В них мольба и тоска без надежды и страх, королевы и голос был слаб:

-         Вы из Франции оба святые отцы?

-         Да, мы только сейчас с корабля.

-         Знаю время к концу подходит мое, отпущенья грехов прошу я.

-         Дочь моя, так покайся немедля же в них перед Господом Богом своим, -

Был монаха ответ, а другой прошептал еле слышно губами, - Аминь.

-         О прости меня, Господи, ибо грешна, в смертный час ты меня не покинь!

Ведь твое милосердье не знает границ!

И монах отозвался, - Аминь!

-         Я не верной женою была королю, это первый и тяжкий мой грех,

Десять лет я любила и нынче люблю лорда-канцлера больше чем всех.

Ты прости меня, Господи, ибо грешна, в смертный час ты меня не покинь!

-         Кайся, кайся, - вдруг хрипло монах прошептал,

А другой отозвался, - Аминь...

-         Зимним вечером как-то три года назад в его кубок из хрусталя

Я тайком за обедом всыпала яд, чтобы всласть напоить короля.

Но была видно в этом воля Твоя, виночерпий вино пригубил.

В его смерти лишь я виновата одна, точно также как в смерти пажа,

Что безвинно казнен вскоре был.

Ты прости меня, Господи, ибо грешна, в смертный час ты меня не покинь!

-         Кайся, кайся, - печально монах прошептал,

А другой отозвался, - Аминь...

-         Родила я в замужестве двух сыновей, младший принц и высок и пригож,

Ни лицом, ни умом, ни отвагой своей на урода отца не похож.

Ну а старший мой сын невысок, кривоног, да к тому же не блещет умом,

Что он сделает с этой несчастной страной,

Ведь когда-то займет ее трон?

-         Замолчи же! – в отчаянье крикнул король и сорвав капюшон с головы,

Он предстал перед ними, опершись на стол, глаза впалы и щеки бледны.

Что есть силы он сжал рукоятку меча и натужено заговорил:

-         Королева моя, тяжко я согрешил, вот расплата за этот мой грех.

Я нарушил закон устремяся узнать, то, что скоро погубит нас всех.

Я прощаю тебя, а простит ли то Бог, судить думаю надо не мне...

Будь мужчиной, лорд-канцлер, открой же лицо! Если б я не поклялся тебе,

Хоть и добрым мне другом ты был много лет, то бы нынче висел на столбе!

Королевы не стало в эту темную ночь, обрела она вечный покой,

По пустынным дорогам от Лондона прочь лорда мчал его конь вороной.

За ту исповедь тяжко король заплатил,  потерял вместе с дружбой любовь,

Лишь корону оставил, что все тяжелей год от года казалася вновь...